storm centre // silentium et voluntas
То неловкое чувство, когда дописываешь августовский рассказ в декабре. При том, что идея пришла еще в июле. Но я почти всё так пишу. Эх.
***
Местные и редкие заезжие называли эти края богом забытой глушью, но это они зря: на постоянной вахте в селе было сразу два ангела. Один уже без крыльев, второй ещё.
читать дальшеГроза приближалась со стороны степи. Тучи, тяжелые, как свинец, тёмные, как чернила, медленно заволакивали горизонт. Налетавший порывами ветер нес пряный запах сухостоя, в который превратилась степь за прошедшие недели беспощадного летнего зноя. Солнце гасло. А мир, напротив, становился ярче: раскаленный воздух больше не слепил глаза, темный горизонт подчеркивал каждый оттенок густой садовой листвы. Замолчали птицы. Попрятались кошки. Люди радовались спаду жары, а бескрылые ангелы напряженно покусывали губы и готовились на всякий случай ко всему.
Фельдшер курил на крыльце медпункта и всё гадал, почему мельник не идет жаловаться: вот уж кто реагировал на погоду точнее нашпигованной механизмами метеостанции. Агрономы даже по-дружески просили сообщать о его появлениях в медпункте: сверялись, корректировали план полевых работ. Фельдшер с усилием запихал окурок в жестянку из-под кофе, посмотрел на горизонт, нахмурился. Сухая гроза держала село в осаде уже второй день. Отсутствие мельника настораживало: вдруг его шрамы так разболелись, что он пошевелиться не может? Хотя, возможно, конечно, он лечился сам народными спиртосодержащими средствами... Скорее всего. Мельник почти всегда был приятно пьян. И всегда неприятно хмур. И шрамы у него странные.
Сухая гроза держала село в осаде уже второй день. Молнии били то короткими, то длинными очередями. Утробно урчал гром. Подвывал ветер. Селяне, переставшие изнывать от жары, споро разобрались с домашними делами и засобирались в поля. Зачем простаивать, если дождь в этот раз может вообще не пойти?.. Да вдруг техника забарахлила – механики только плечами пожимали.
А к вечеру, будто небо обрушилось, хлынул дождь.
***
Начало противостояния уже мало кто помнил, конца ему никто не видел. Иногда уставшим воинам казалось, что они сражаются просто потому, что не могут не. Война приняла стабильно-затяжной характер и превратилась в череду единичных боев. Силы тьмы пытались вырваться там, где чувствовали слабину или видели прореху в обороне. Иногда брешь специально растягивали, устраивая мелкие диверсии по флангам, тогда бой принимали ближайшие отряды, поднятые по тревоге.
Приказ нагнал возвращавшийся из патруля отряд на полдороги к гарнизону. Происшествие на вражеский умысел не походило, и затребовали только стрелков. Не в сражение даже, на «охоту»: просто из степных буераков полезла одуревшая нечисть… Штаб предупредил, что недалеко находится село, и оперативно обеспечил традиционное для таких операций прикрытие.
Местность ему сразу не понравилась: глубокие ветвистые балки, почти лабиринт, надежно скрывающий любое притаившееся там существо, а дальше степная равнина, открытая, будто ладонь, протянутая к небу в жесте мольбы. Если хоть одна темная тварь выскочит туда из оврагов, догнать будет непросто. К тому же от ветра разнотравье внизу шумело и волновалось совершенно морской манерой, безразлично принимая вражескую сторону. Значит, стрелкам придется спуститься с небес. Большинству. Он разделил отряд: лучшие снайперы остались в небе со сверхзадачей – стреляя во врага, не попасть в своих.
«Охота» затянулась. Пряные запахи степных трав; рычание и скулеж нечисти, тонущие в глухом рокоте грома; потемневшее небо и росчерки молний, отражающиеся зарницами от ангельских крыльев – на второй день всё сливалось в непрерывно вращающийся калейдоскоп: день и ночь, свои и чужие, верх и низ.
Одним мощным взмахом серебряных крыльев командующий поднялся выше, чтобы оценить расстановку сил. Отряд, разделенный между землей и небом, окончательно рассосредоточился. Странно было видеть их в пешем строю, но они справлялись. Командующий посмотрел на оставшихся в полете. С грозовым прикрытием штаб мудрил. Рядовых Небесного воинства лучше скрывало ясное небо, кристально чистая светло-холодная синь и легкая россыпь белоснежных облаков. А вот для оказавшегося рядом наемника гроза подходила прекрасно. Измотанный наравне со всеми, легионер в отличие от многих еще не стрелял на рефлексе, механически и бездушно. Каждый выстрел – песня под звенящую мелодию тетивы. Он был безупречно гармоничен в буйстве стихии, будто ею же порожденный. Может, и так. Если уж встречались наемники в их рядах, то с нетривиальными биографиями.
К вечеру последние несколько тварей всё-таки вырвались на открытую местность и помчались в сторону села. Отряд мгновенно сорвался в погоню. Бывает и такая охота: на скорость, на силу и выносливость, когда не видно ничего, кроме манящего желаемым финиша или преследуемой цели, не слышно ничего, кроме шума ветра и стука обезумевшего от напряжения сердца. Силы и злости темным сущностям было не занимать, и мало кто мог нагнать их в полете. Последние стрелы нагнали. Почти около самых защиток.
А потом, будто небо обрушилось, хлынул дождь. Штаб заметал следы, не щадя ни чужих, ни своих.
***
Когда разгул стихии унялся и от глубоко-чернильного ярко-темного грозового великолепия остались лишь сизые ватные комья, сплошь залепившие небо, всё накрыло тишиной. Младший механик рвался в степь, мельник ворчал, что «у хранителей и воителей разная служба» и «нечего там делать, раз дело обошлось», но ни запретить, ни помешать, конечно, не мог.
Он бежал через заросли мокрой степной травы, жадно вдыхая озоновый послегрозовой воздух, туда, где свершилось, и остановился как вкопанный на краю дола. Впереди россыпью мерцали их походные костры.
Бескрылый, стараясь не шуметь, прокрался вдоль кустов старой защитки и неуверенного выглянул из-за крайних ветвей. Прямо перед ним в землю воткнулась стрела. Не выстрел. Похоже, просто метнули, как дротик, показывая пришедшему, что его присутствие больше не секрет. Бескрылый замер.
– Иди к нам, – голос спокойно звал к ближайшему костру. – И стрелу прихвати.
У костра сидели трое, отсветы огня мерцали на их крыльях, оружие и легкие доспехи были аккуратно сложены рядом.
— Давай сюда, — одной фразой две команды: воитель протянул руку за стрелой, одновременно кивая на место у огня, которое отводилось нежданному гостю.
Ангел и держался, и выглядел старшим. Даже в неверном свете костра его крылья имели такой нестерпимо серебряный оттенок, что при взгляде на них становилось холодно. Второй – совсем юнец. Третьего по ту сторону костра хорошо рассмотреть не получалось. Бескрылый не знал, как приветствовать их, что сказать.
— Ты кто? – юный лучник бросал слова резко, хотел показаться.
— Хранитель из села, — за бескрылого ответил серебряный ангел. – Где твои крылья, хранитель?
— Еще не прикрепили, я как бы на испытательном сроке.
— Справляешься, — старший ангел одобрительно кивнул. – Спасибо, что помешал людям идти в поле.
— А почему вы ещё здесь? – неизвестно, стоило ли задавать такие вопросы, но любопытство пересилило.
– Крылья сушим, — лениво отозвался третий ангел. — Так мерзко, когда мокрые, – в его голосе было немного усталости после добросовестного выполнения задания; немного наслаждения этой усталостью, которое возможно только в отсутствие спешки; немного отрешенной доброжелательности, происходящей из смирения с местом, временем и обстоятельствами, причины совпадения которых зависят от чьей-то чужой воли.
— Почему они так?! – а вот юный воин совсем не смирился. – Своих же!
— Это мы здесь свои, а они там канцелярия.
Теперь, со своего места у костра, бескрылый мог наконец-то рассмотреть третьего воителя. Крылья у того явно были не казенные. Перехватив его взгляд, воитель улыбнулся. Не по-ангельски. Получается, среди их воинства бывают неканонические, легионеры, о ужас, наемники?!
— Бывают.
Хранитель смутился. Неужели вопрос отразился в его взгляде так отчетливо?
— Во времена оны меня даже почитали божеством.
— Как же тебя угораздило податься к нам в наемники? – серебряный ангел чуть поворошил костер и поднял взгляд на легионера.
— Я видел развеянный миф. Пусть и локальный, континенты не содрогнулись, но всё равно зрелище неприятное… — наемник нахмурился, но быстро взял себя в руки, ухмыльнулся. – А я рожден крылатым и умею стрелять. И меня до сих пор помнят.
Серебряный ангел кивнул: память – достойная плата за добрую службу. И стрелять тот действительно умел: одна стрела – один враг, ни единого промаха, всегда точно в сердце.
Беседа неспешно продолжалась. Воины устали, но с неподдельным интересом спрашивали про село, про службу хранителей. Бескрылый же готов был вечность провести у этого ночного походного костра на краю степи, слушая и рассказывая. Внезапно кто-то воскликнул:
— Смотрите! Звезды!
Ночь прояснилась, на небе одна за одной появлялись звезды. Что это с ними?
— Что это с ними?
— Дают добро на вылет, – серебряный ангел потянулся за колчаном. — Подъем!
Пока воители облачались в доспехи, разбирали оружие и тушили костры, бескрылый, как загипнотизированный, неотрывно наблюдал за небом над степью, будто впервые его видел, будто не провел под ним многие дни своего служения. Бездна полная огней, читать которые – удел посвященных.
Он перевел взгляд на заканчивающих сборы воителей и невольно засмотрелся на их крылья. Когда же он дождется свои? Серебряный ангел покачал головой:
— На самом деле от них больше неприятностей.
Лицо хранителя сделалось весьма озадаченным: ангельские крылья и неприятности никак не могли связаться для него в одну фразу, имеющую смысл.
— Для воителя – уязвимое место, для хранителя – искушение.
— Почему?! – это уже было вовсе за границами понимания.
— Тяжелые раны, хуже всего восстанавливаются. А ты, имея возможность улететь в любой момент, должен будешь оставаться, несмотря ни на что. Представь хоть на минуту.
— Лучше не думай об этом, — наемник на прощание хлопнул хранителя по плечу. — Полюби землю, которую бережешь, небо, в которое взлетишь, и ты не заметишь тяжести этих крыльев.
Он остался один на краю степи. Знакомое до последнего оттенка небо внезапно опрокинулось на него глубиной темноты, вмещающей все видимые и невидимые звезды, света которых никогда не будет достаточно, чтобы заполнить ее. Только в степи могла быть такая необъятная ночь: только здесь могла она развернуться во всю свою стать.
Он остался наедине со степью. Младший механик в «богом забытом» селе – ангел-хранитель на испытательном сроке. Он смотрел на вверенную ему землю и не мог насмотреться, от простора кружилась голова, а воздуха было так много, что дышать становилось почти невозможно. Вдруг стало решительно всё равно: есть крылья или нет. Он чувствовал себя окрыленным.
***
Местные и редкие заезжие называли эти края богом забытой глушью, но это они зря: на постоянной вахте в селе было сразу два ангела. Один уже без крыльев, второй ещё.
читать дальшеГроза приближалась со стороны степи. Тучи, тяжелые, как свинец, тёмные, как чернила, медленно заволакивали горизонт. Налетавший порывами ветер нес пряный запах сухостоя, в который превратилась степь за прошедшие недели беспощадного летнего зноя. Солнце гасло. А мир, напротив, становился ярче: раскаленный воздух больше не слепил глаза, темный горизонт подчеркивал каждый оттенок густой садовой листвы. Замолчали птицы. Попрятались кошки. Люди радовались спаду жары, а бескрылые ангелы напряженно покусывали губы и готовились на всякий случай ко всему.
Фельдшер курил на крыльце медпункта и всё гадал, почему мельник не идет жаловаться: вот уж кто реагировал на погоду точнее нашпигованной механизмами метеостанции. Агрономы даже по-дружески просили сообщать о его появлениях в медпункте: сверялись, корректировали план полевых работ. Фельдшер с усилием запихал окурок в жестянку из-под кофе, посмотрел на горизонт, нахмурился. Сухая гроза держала село в осаде уже второй день. Отсутствие мельника настораживало: вдруг его шрамы так разболелись, что он пошевелиться не может? Хотя, возможно, конечно, он лечился сам народными спиртосодержащими средствами... Скорее всего. Мельник почти всегда был приятно пьян. И всегда неприятно хмур. И шрамы у него странные.
Сухая гроза держала село в осаде уже второй день. Молнии били то короткими, то длинными очередями. Утробно урчал гром. Подвывал ветер. Селяне, переставшие изнывать от жары, споро разобрались с домашними делами и засобирались в поля. Зачем простаивать, если дождь в этот раз может вообще не пойти?.. Да вдруг техника забарахлила – механики только плечами пожимали.
А к вечеру, будто небо обрушилось, хлынул дождь.
***
Начало противостояния уже мало кто помнил, конца ему никто не видел. Иногда уставшим воинам казалось, что они сражаются просто потому, что не могут не. Война приняла стабильно-затяжной характер и превратилась в череду единичных боев. Силы тьмы пытались вырваться там, где чувствовали слабину или видели прореху в обороне. Иногда брешь специально растягивали, устраивая мелкие диверсии по флангам, тогда бой принимали ближайшие отряды, поднятые по тревоге.
Приказ нагнал возвращавшийся из патруля отряд на полдороги к гарнизону. Происшествие на вражеский умысел не походило, и затребовали только стрелков. Не в сражение даже, на «охоту»: просто из степных буераков полезла одуревшая нечисть… Штаб предупредил, что недалеко находится село, и оперативно обеспечил традиционное для таких операций прикрытие.
Местность ему сразу не понравилась: глубокие ветвистые балки, почти лабиринт, надежно скрывающий любое притаившееся там существо, а дальше степная равнина, открытая, будто ладонь, протянутая к небу в жесте мольбы. Если хоть одна темная тварь выскочит туда из оврагов, догнать будет непросто. К тому же от ветра разнотравье внизу шумело и волновалось совершенно морской манерой, безразлично принимая вражескую сторону. Значит, стрелкам придется спуститься с небес. Большинству. Он разделил отряд: лучшие снайперы остались в небе со сверхзадачей – стреляя во врага, не попасть в своих.
«Охота» затянулась. Пряные запахи степных трав; рычание и скулеж нечисти, тонущие в глухом рокоте грома; потемневшее небо и росчерки молний, отражающиеся зарницами от ангельских крыльев – на второй день всё сливалось в непрерывно вращающийся калейдоскоп: день и ночь, свои и чужие, верх и низ.
Одним мощным взмахом серебряных крыльев командующий поднялся выше, чтобы оценить расстановку сил. Отряд, разделенный между землей и небом, окончательно рассосредоточился. Странно было видеть их в пешем строю, но они справлялись. Командующий посмотрел на оставшихся в полете. С грозовым прикрытием штаб мудрил. Рядовых Небесного воинства лучше скрывало ясное небо, кристально чистая светло-холодная синь и легкая россыпь белоснежных облаков. А вот для оказавшегося рядом наемника гроза подходила прекрасно. Измотанный наравне со всеми, легионер в отличие от многих еще не стрелял на рефлексе, механически и бездушно. Каждый выстрел – песня под звенящую мелодию тетивы. Он был безупречно гармоничен в буйстве стихии, будто ею же порожденный. Может, и так. Если уж встречались наемники в их рядах, то с нетривиальными биографиями.
К вечеру последние несколько тварей всё-таки вырвались на открытую местность и помчались в сторону села. Отряд мгновенно сорвался в погоню. Бывает и такая охота: на скорость, на силу и выносливость, когда не видно ничего, кроме манящего желаемым финиша или преследуемой цели, не слышно ничего, кроме шума ветра и стука обезумевшего от напряжения сердца. Силы и злости темным сущностям было не занимать, и мало кто мог нагнать их в полете. Последние стрелы нагнали. Почти около самых защиток.
А потом, будто небо обрушилось, хлынул дождь. Штаб заметал следы, не щадя ни чужих, ни своих.
***
Когда разгул стихии унялся и от глубоко-чернильного ярко-темного грозового великолепия остались лишь сизые ватные комья, сплошь залепившие небо, всё накрыло тишиной. Младший механик рвался в степь, мельник ворчал, что «у хранителей и воителей разная служба» и «нечего там делать, раз дело обошлось», но ни запретить, ни помешать, конечно, не мог.
Он бежал через заросли мокрой степной травы, жадно вдыхая озоновый послегрозовой воздух, туда, где свершилось, и остановился как вкопанный на краю дола. Впереди россыпью мерцали их походные костры.
Бескрылый, стараясь не шуметь, прокрался вдоль кустов старой защитки и неуверенного выглянул из-за крайних ветвей. Прямо перед ним в землю воткнулась стрела. Не выстрел. Похоже, просто метнули, как дротик, показывая пришедшему, что его присутствие больше не секрет. Бескрылый замер.
– Иди к нам, – голос спокойно звал к ближайшему костру. – И стрелу прихвати.
У костра сидели трое, отсветы огня мерцали на их крыльях, оружие и легкие доспехи были аккуратно сложены рядом.
— Давай сюда, — одной фразой две команды: воитель протянул руку за стрелой, одновременно кивая на место у огня, которое отводилось нежданному гостю.
Ангел и держался, и выглядел старшим. Даже в неверном свете костра его крылья имели такой нестерпимо серебряный оттенок, что при взгляде на них становилось холодно. Второй – совсем юнец. Третьего по ту сторону костра хорошо рассмотреть не получалось. Бескрылый не знал, как приветствовать их, что сказать.
— Ты кто? – юный лучник бросал слова резко, хотел показаться.
— Хранитель из села, — за бескрылого ответил серебряный ангел. – Где твои крылья, хранитель?
— Еще не прикрепили, я как бы на испытательном сроке.
— Справляешься, — старший ангел одобрительно кивнул. – Спасибо, что помешал людям идти в поле.
— А почему вы ещё здесь? – неизвестно, стоило ли задавать такие вопросы, но любопытство пересилило.
– Крылья сушим, — лениво отозвался третий ангел. — Так мерзко, когда мокрые, – в его голосе было немного усталости после добросовестного выполнения задания; немного наслаждения этой усталостью, которое возможно только в отсутствие спешки; немного отрешенной доброжелательности, происходящей из смирения с местом, временем и обстоятельствами, причины совпадения которых зависят от чьей-то чужой воли.
— Почему они так?! – а вот юный воин совсем не смирился. – Своих же!
— Это мы здесь свои, а они там канцелярия.
Теперь, со своего места у костра, бескрылый мог наконец-то рассмотреть третьего воителя. Крылья у того явно были не казенные. Перехватив его взгляд, воитель улыбнулся. Не по-ангельски. Получается, среди их воинства бывают неканонические, легионеры, о ужас, наемники?!
— Бывают.
Хранитель смутился. Неужели вопрос отразился в его взгляде так отчетливо?
— Во времена оны меня даже почитали божеством.
— Как же тебя угораздило податься к нам в наемники? – серебряный ангел чуть поворошил костер и поднял взгляд на легионера.
— Я видел развеянный миф. Пусть и локальный, континенты не содрогнулись, но всё равно зрелище неприятное… — наемник нахмурился, но быстро взял себя в руки, ухмыльнулся. – А я рожден крылатым и умею стрелять. И меня до сих пор помнят.
Серебряный ангел кивнул: память – достойная плата за добрую службу. И стрелять тот действительно умел: одна стрела – один враг, ни единого промаха, всегда точно в сердце.
Беседа неспешно продолжалась. Воины устали, но с неподдельным интересом спрашивали про село, про службу хранителей. Бескрылый же готов был вечность провести у этого ночного походного костра на краю степи, слушая и рассказывая. Внезапно кто-то воскликнул:
— Смотрите! Звезды!
Ночь прояснилась, на небе одна за одной появлялись звезды. Что это с ними?
— Что это с ними?
— Дают добро на вылет, – серебряный ангел потянулся за колчаном. — Подъем!
Пока воители облачались в доспехи, разбирали оружие и тушили костры, бескрылый, как загипнотизированный, неотрывно наблюдал за небом над степью, будто впервые его видел, будто не провел под ним многие дни своего служения. Бездна полная огней, читать которые – удел посвященных.
Он перевел взгляд на заканчивающих сборы воителей и невольно засмотрелся на их крылья. Когда же он дождется свои? Серебряный ангел покачал головой:
— На самом деле от них больше неприятностей.
Лицо хранителя сделалось весьма озадаченным: ангельские крылья и неприятности никак не могли связаться для него в одну фразу, имеющую смысл.
— Для воителя – уязвимое место, для хранителя – искушение.
— Почему?! – это уже было вовсе за границами понимания.
— Тяжелые раны, хуже всего восстанавливаются. А ты, имея возможность улететь в любой момент, должен будешь оставаться, несмотря ни на что. Представь хоть на минуту.
— Лучше не думай об этом, — наемник на прощание хлопнул хранителя по плечу. — Полюби землю, которую бережешь, небо, в которое взлетишь, и ты не заметишь тяжести этих крыльев.
Он остался один на краю степи. Знакомое до последнего оттенка небо внезапно опрокинулось на него глубиной темноты, вмещающей все видимые и невидимые звезды, света которых никогда не будет достаточно, чтобы заполнить ее. Только в степи могла быть такая необъятная ночь: только здесь могла она развернуться во всю свою стать.
Он остался наедине со степью. Младший механик в «богом забытом» селе – ангел-хранитель на испытательном сроке. Он смотрел на вверенную ему землю и не мог насмотреться, от простора кружилась голова, а воздуха было так много, что дышать становилось почти невозможно. Вдруг стало решительно всё равно: есть крылья или нет. Он чувствовал себя окрыленным.
@темы: отдельные страницы, строки в прозу